среда, 8 января 2014 г.

Марафон современного драматурга


СЕМЕН ЗЛОТНИКОВ: «ЭТО СЛАДКОВАТО-ГОРЧАЩЕЕ ТЕАТРАЛЬНОЕ ЯБЛОКО...»

Прежде чем опубликовать материал о предстоящей премьере спектакля "Божьи дела" (автор и постановщик - Семен Злотников), предлагаю вашему вниманию интервью с драматургом, опубликованном в моей книге "Собственной персоной" Злотников о себе: «Родился в Самарканде, в 1945-м. Детский сад, школа, Ташкентский техникум связи, армия, Ташкентский университет, отделение русской филологии. С 72-го по 90-й жил, работал в Ленинграде, Москве. С 90-го – в Иерусалиме. Женат, есть дочь и сын. От рождения мне везло: на родителей, старшую сестру, друзей, жену и детей. Иногда как подумаешь: а мог бы родиться не у тех, да жениться не на той... Спасибо, Господи!» О своем творчестве: «Наиболее известные пьесы: «Сцены у фонтана», «Пришел мужчина к женщине», «Уходил старик от старухи», «Триптих для двоих», «Команда»,  «Дурацкая жизнь», «К вам сумасшедший», «Вальс одиноких», «Мутанты», «Прекрасное лекарство от тоски». Были еще, менее известные. Впрочем, неважно. Московские театры: «Современник», на Таганке, им. Пушкина, «Эрмитаж», Новый, Киноактера, на Покровке, «Школа современной пьесы» и др. Пьесы переведены на иврит, английский, немецкий, испанский, японский, французский, шведский, датский, польский, болгарский, венгерский, и т. д. Не ставились: в Антарктиде, в Индии, Бангладеш, в Африке, на Северном полюсе и т.д.» Марафон жизни - В одной из ваших пьес устами героини обозначается такой марафон жизни: «Когда бежишь, кажется, что у тебя все есть... Вы остановились – и все»... Когда и как начинался Ваш театральный забег? - С детства искал занятие, где не стану скучать. Пробовал себя в уличных драках, спорте, технических дисциплинах, в рисовании, музыке, поэзии, прозе. Даже хотел стать подводником. По росту не взяли… Так промаялся до 30-ти, пока не вкусил от театрального яблока – сладковато-горчащего. До сих пор вкушаю!.. Был случай. В лице гениального Сергея Юрского (1975 год). Он прочел мою маленькую повесть «Записки альтруиста», посоветовал попробовать себя в драматургии. Полагаю, от доброты душевной. Морально поддержать начинающего автора. Пожалел. За что ему благодарен, как говорится, по гроб. В 77-м – первая премьера на Невском проспекте, в лениградском театре Комедии. Режиссер – Петр Фоменко. Который под рюмку с горькой, бывало, дарил мне авансы про мое невероятное драматургическое будущее. Потом, правда, забывал, – неважно. Подарки любил и люблю, добра не забываю. В 78-м познакомился с Иосифом Райхельгаузом. Режиссер Божьей милостью, независимо мыслящий, сам литератор, алчущий новых театральных форм, из Одессы, еврей, гонимый властями, – в общем, тот еще тип… Было смешно: я показывал пьесы Эфросу, который меня с ними отсылал к Райхельгаузу (полагаю, чтобы отвязаться!) – мол, только ему, Райхельгаузу, одному по силам с ними разобраться. А я все стеснялся. Опять же свел случай: Райхельгауз тогда поставил пьесу «Пришел мужчина к женщине» в хабаровской «драме». Я увидел спектакль в Свердловске, на гастролях. Так познакомились... - Как часто на Вашем пути встречались препятствия и каким образом  удавалось их «брать»? Что означало стать «запрещенным автором» в Советском Союзе? - Многие пьесы подолгу «не пущали». Более тоскливого периода в своей жизни не знаю. Самое смешное, что в отличие, скажем, от Менделевича или Щаранского, мне и в голову не приходило бороться с советской властью. Но, видимо, что-то в тех пьесах было, что ЕЕ не устраивало… Запреты, кажется, меня не сломали, но почти лишили самого главного, что я особенно ценю в литературе и в жизни: чувства юмора. Поймал вдруг сам себя: помрачнел и писать стал невесело. Свидетель того периода – пьеса «Дурацкая жизнь». Последняя доизраильская. Приехал на Святую Землю, и долго еще отмокал в Мертвом море от той жизни...  «Быть понятным – нереально...» - Московский театр «Школа современной пьесы» почти каждый театральный сезон открывает Вашими пьесами. Что для Вас означает быть современным драматургом? - Можно быть современным – если сумеешь докопаться до вечного. Или всегдашнего – так скромнее. - Израиль и Россия – два полюса жизни. Можно ли быть одинаково современным в разных странах? - Израиль и Россия не похожи ландшафтом и течением Времени. Тут, в Израиле, особенно в Иерусалиме, Оно вращается побыстрее. Эффект Святого места. Израильтяне и русские, по-моему, очень похожи. И  т а м, и  т у т много открытых и щедрых людей, готовых к сочувствию. Возможно, поэтому т у т нет ностальгии  по т а м. Кроме того, русская речь гладит ухо на каждом шагу. Но быть понятным, - что  т у т,  что  т а м, – нереально. Разве что пишется по вертикали… - Можно ли быть современным и аполитичным одновременно? -Здесь дело в таланте, который все может: быть современным и аполитичным одновременно. Когда слушаешь Шаляпина, Элвиса Пресли или Имму Сумак – как-то само собой отвлекаешься от мыслей про Ясера Арафата... - Приходится ли лавировать между двумя другими полюсами - зрителем и критикой? - Я не знаю такой профессии – театральный критик. Вообще-то вокруг театра много народу кормится. Важно, что производят. Меня за пьесы ругали, а бывало, хвалили, – за небольшим исключением выглядело амбициозно, бездарно, скучно и не по сути. За четверть века лучшей рецензии на пьесы я удостоился от нашего иерусалимского раввина Йосефа Менделевича, который, по-моему, театра в жизни не посещал. Он попытался сопоставить, чего хотел я, а чего хочет Бог... Из тех критиков, кого читал, ни один даже не приблизился к пониманию того, что я делаю. Неуспех на театре не прощается и помнится долго, успех как-то помогает выживать. По миру меня ставят много, и ставят по-разному. К сожалению, мало, кто понимает. Вот были бы люди, способные растолковать!.. Если критика внутренне можешь послать за нюансом, зрителя не пошлешь. Зритель голосует ногами, и зритель всегда прав. Даже когда не прав (а он часто не прав). Счастье и трагедия драматического писателя – возможность мгновенно после премьеры схлопотать жгучий поцелуй в щеку или хлесткую оплеуху туда же. От недобросовестного брюзжания критиков, всегда справедливого негодования зрителей, вообще от жизни спасает инстинкт выживания и, опять же, Мертвое море. Хотя, чего скрывать, щеки на мне еле держатся… - Русские театры в Израиле – насколько долгосрочны такие проекты? - Я не знаю в Израиле ни одного русского театра. Есть много театральных групп, хороших и разных, а театров, повторяю, нет. В моем понимании, театр есть некая идея в умах, времени и пространстве, объединяющая артистов и зрителей. По приезде в Израиль в начале 90-х я пытался создать театр «Ковчег». И идея была: осмыслить наше возвращение с ю д а. Мы того стоили, Израиль того стоит! Не получилось – увы. Не нашел единомышлеников. Жаль... История сама собой не делается, кто-то ЕЕ созидает. В нужную минуту, вдруг себя осознав ЕЕ частью. Действенно...  Понимателей всегда много, делателей – всегда не хватает. Но мое великое преимущество – остались пьесы «Зеркало для олим», «Вальс одиноких», «Мутанты», «Иван и Сарра». Их играют, они живут. И еще остался «Ковчег» – редкий экземпляр авторского полигона. Такого больше не знаю. Слава Богу, в Израиле у «Ковчега» есть свои поклонники. Их даже немало в каждом городе. Мы достаточно регулярно встречаемся. Два сезона, с начала интифады, спектакль «Иван и Сарра» с огромным успехом катается по нашей маленькой стране. Кто ходит в театр, тот знает: в «Ковчеге» можно увидеть мою новую пьесу. И знают (особенно те, кто знаком с моим творчеством получше): на «Ковчеге» клюкву не перевозят... Желаю того же коллегам!  «Побаиваюсь взаимопонимания...»  - Считаете ли Вы себя современным человеком в реальной жизни? - Жизнь полна унижений. Очень жалею людей. И т а м жалел, и т у т жалею. Совсем не горжусь своей принадлежностью к человеческой породе. Не выбирал - так получилось. Пожалуй, нравится быть человеком – когда пишу. И даже счастлив, когда получается, даже, кажется, чего-то понимаю в этой жизни. А не пишется – не нужен себе и другим. И тогда чувствую себя несовременным. Старым… - Вы – любитель острых ощущений? - Просто находиться в этом мире – уже очень острое ощущение. Искать ощущений, по-моему, лишнее занятие – сами на тебя упадут. - Что Вас может вывести из себя? -  Предательство. - Любите ли Вы общение? - С любимыми людьми... Было бы между людьми взаимопонимание – не было бы конфликтов, пьес, театра. Скорее всего, и этого прекрасно-кошмарного шарика. Поскольку я, по устройству души, гуманист, и из последних сил сражаюсь с ветряными мельницами за сохранение жизни на земле, постольку все-таки инстинктивно побаиваюсь взаимопонимания... - Ваших героев, однако, согревают чувства, взаимопонимание. Ваш источник тепла? - Любимая жена, любимые дети, любимая старшая сестра, любимые племянники, любимый друг Гриша Люксембург, любимые книги, любимая музыка, любимый Израиль… - Что в этом контексте дает семья? - Что ты хоть кому-то нужен на свете. - Приходится ли в жизни сталкиваться с мутантами, оборотнями? Вы обходите стороной таких людей или стремитесь повлиять на них? - Еще Карл Маркс сказал: все – мутанты. Том 666, гл. 6, стр. 66 полного собрания сочинений. - Что особенно тревожным кажется в жизни, в окружающих? - Знать бы цель этой самой жизни – было бы понятно, о чем тревожиться... - Было ли, чтобы случай сыграл роль в вашей судьбе? - Был такой случай: родился.  «Размышляя, придем к осознанию...» - Вам приходилось переносить в пьесы моменты личной жизни? - Не получается написать, если не пережил в ощущениях. Полагаю, не у меня одного. А вообще, можно сказать: моя жизнь рассыпана по моим пьесам. Ну, да, смешно: а чья же еще?.. - Может ли быть единым рецепт лучшего «лекарства от тоски»? - Бывать на кладбище. Совсем не шучу... Не лениться являться к бывшим любимым, точнее - вечно любимым, молиться словами от сердца и думать о смысле смерти. Я вам почти обещаю: однажды, когда будет очень надо, на вас снизойдет смысл жизни. Я в быту мало слышу людей. Расспросить не умею – журналист из меня никудышний. Да и кто скажет правду? Все-таки, мне посчастливилось: важные для меня сведения - кто про что и как чувствует, – доставляет театр. Просто слушаю зал во время спектакля: как он дышит, как он думает, когда негодует и над чем смеется. Ни один в мире рав, священник или мулла на исповеди не догадается «про человеков» больше, чем я на спектакле. Есть пьеса, которой я очень горжусь, это - «Прекрасное лекарство от тоски». Театром почти не освоена. Но это понятно: наш «всесильный» театр пока очень мало может. Его хорошо приспособили к суете, и мало – к откровению. «Лекарство» - мое лучшее дитя (после дочки и сына, конечно)! Придет время, предвижу открытия и сюрпризы. Но это в будущем, близком или далеком, - как Бог даст. Пока же в миру поставлена единственным бесстрашным режиссером Иосефом Райгельгаузом в московском театре «Школа современной пьесы». Коротко: двое, муж и жена, в недавнем прошлом профессиональные танцоры танго, играют в самоубийство. Разумеется, все разговоры, эмоции, страсти - вокруг их ощущений по поводу ухода из этого, лучшего из миров. Два выдающихся артиста – Наталья Андрейченко и Альберт Филозов – играют более, чем убедительно, в жанре трагифарса. Примерно половину первого акта, пока зритель еще не понял игры, над залом висит неслыханная тишина, никто не шелохнется - коллективный паралич. Безотчетный ужас, недоумение, у кого-то – сердитость, у кого-то – молчаливый, твердый отказ вступать в диалог со спектаклями. В итоге искусство театра все равно одерживает верх, но какой ценой! А, собственно, кто говорил, что цена должна быть низкой? На то и искусство... Мы все точно знаем: когда-то уйдем. И все-таки пока смертность на земле стопроцентная.  Но размышлять о главном событии собственной жизни категорически несогласны. Можно, подумать, что, если не думать, то как бы и не случится... В результате, когда Она вдруг заявляется, всегда почему-то - вдруг – мы не готовы... Возвращаясь к вопросу: по-моему, единственное унверсальное средство от смертной тоски – размышление. Приводящее к осознанию. -  У Вас явный тандем с главным  режиссером театра «Школа современной пьесы» Иосифом Райхельгаузом. «Злотников для Райхельгауза – это как Чехов для Станиславского», - так говорят о вашем содружестве критики. Все ли режиссеры одинаково хорошо понимают драматурга Злотникова? -  Драматургу найти своего режиссера также не просто, как найти жену. Тут Божий промысел. Расписано не на земле. Вспомнил знакомого. Ласково обнимая жену, он ей при всех правдиво объяснял: баб кругом много, а ты у меня одна. Вслед за знакомым мог бы сказать: у меня один Райхельгауз. Он чего-то во мне понимает. Или ему кажется, что понимает. Или мне иногда кажется, что и ему кажется примерно то же, что и мне. В любом случае – с ним интересно. В его исповедальной книге, названной яростно: «Не верю!», есть главка, где он признается: «Я выпустил 9 спектаклей и 2 телефильма по пьесам Злотникова и создал для себя невыносимую «дурацкую жизнь». И далее следует совет коллегам, который позволю себе процитировать: «Первое. Не воспринимайте содержание злотниковских пьес как реальность – это игра! Второе. Стройте спектакль по игровым, а не «жизненным» законам. Третье. Не думайте, что персонажи Злотникова говорят то, что думают. Четвертое. Думают то, что чувствуют. Пятое. Чувствуют то, что делают. Шестое. Делают то, что говорят. Шестое «прим». Его  персонажи думают одно, чувствуют другое, делают третье, говорят четвертое...» Наверно, ему виднее... - Хороший спектакль состоит из множества слагаемых: режиссер, драматургия, актеры... Как правило, выбор остается за режиссером. Вам как драматургу приходилось делать выбор? - Пока Райхельгауз живой (пусть еще поживет!), я, слава Богу, избавлен от страшных мук: в какие еще руки отдать свою новую пьесу... - Любой режиссер начинается с драматургии. Кто из режиссеров начинался с Вас? - Понятия не имею. Посредством своих пьес мог поспособствовать успеху молодого режиссера. Полагаю, творческая личность сама себя начинает. Стоит только решиться выйти из дому – видишь, мимо проходит Юрский, или навстречу вдруг – Райхельгауз... Если, конечно, повезет. - Как осеняют образы, как возникает концепция пьесы? - Творчество – секретное оружие Бога. И кафедрой психологии творчества, кажется, заведует Он Один. - С кем из актеров, с которыми приходилось и приходится сотрудничать, сложились особые отношения? - Знаком был с артистами в России, Польше, Германии, Японии, Америке. Многих любил, преклонялся. Были добрые отношения. Дружить никогда не пытался. Инопланетные существа. - Каких людей подпускаете к себе? - Каких Бог пошлет. Полагаю, все наши встречи не случайны. И могут быть важными.  Вглядываюсь и прислушиваюсь даже к случайному прохожему. А вдруг несет весть или урок? - «Планов – громадье»? Над чем работаете сегодня? - Жил и работал без плана. В основном, по-дурацки. Хотя, бывало, что и с пользой для других, и приятно для себя. Сколько-то есть желаний: Израилю бы –выжить, нам бы с женой пожить – сыну два года, понятно; дописать еще пьесу – какой мир не знал… ЛЮБИМЫЕ: Актеры: Сергей Юрский, Наталья Тенякова, Дарья Юрская, Альберт Филозов, Джульетта Мазина, Джек Николсон, Марина Хазова, Роберт де Ниро, Этери Абзианидзе, Валентин Мошкович. Писатель, книга: Лев Шестов: «Кьеркегор и экзистенциальная философия». Художник: Пейсах Флит. Периодическое издание: газета «Новости недели». Юморист (сатирик): «Не понимаю, как можно шутить…» Время года: «От осени – к осени...» Время суток: «В 4 утра кофе согревает». Сигареты: «Увы…» Блюдо: «Любое от любимой жены» Город: Иерусалим Анекдот (тост): «Зачем фраеров имеют? – Чтобы их было больше»    Галина Маламант. "Собственной персоной" (2008)

Комментариев нет:

Отправить комментарий